Солнце медленно клонилось к закату, и здесь, в отдалённом уголке Облачных Глубин, его ход скорее угадывался за клочьями тумана, нежели был очевиден.
Солнце клонилось к закату, а веки то и дело грозили сомкнуться полотнее на пару часов: Лань Сичэнь провёл несколько бессонных ночей на Охоте и в пути в Гусу, и этого оказалось многовато для истрёпанного за последние несколько месяцев тела. Но сил не было уже оставаться в Гусу и смотреть, как медленно, камень за камнем, фонарь за фонарём восстанавливают Облачные Глубины: слишком медленно, как будто гвозди забивают не в перекрытия, на которые позже ляжет крыша, например, той же библиотеки, а в крышку гроба... Ну вот хотя бы... Хотя бы отца.
Сичэнь уже давно смирился с этой потерей. Немудрено, когда сам месяцами (да что там, годами!) не видишь отца, а потом, встретившись, сразу же вынужден бежать...
Но ведь убежал. Если не сыновний долг, то долг наследника клана точно выполнил.
Строго говоря, по разрушенной юности Ванцзи Сичэнь скорбел куда больше, чем по отцу.
Но скорбь скорбью, и, как ни больно ни было ему смотреть на потухший взгляд брата, вынужденного разрываться между велением разума и зовом сердца, а Облачные Глубины требовалось привести в прежний порядок, всем кланам, входящим в Орден, обеспечить поддержку хотя бы моральную, если уж на финансовую Орден пока не способен, разбредающихся и шалеющих от безделья адептов занять делом, а ещё паводок совсем недалеко, в горных районах, унёс несколько десятков жизней, и Ночную Охоту уже совершенно невозможно было откладывать...
- Цзэу-цзюнь, цзэу-цзюнь! - запыхавшийся адепт замер у озера, опёрся рукой на камень.
Не урождённый Лань, сразу видно. Повязка сбилась, щёки красные, про достоинство даже не вспомнил, равно как и про честь, здравый смысл и вежливость.
- Чи... Чифэнь-цзунь... - под взглядом Сичэня адепт стушевался; и это при том, что Лань Хуань никогда не умел смотреть, как младший брат: что водопад замерзал, а трава становилась по стойке "смирно". Только на Вэй Усяня не действовало, ну так на то он и лучший ученик Ордена Юньмэн Цзян, чтобы ежедневно совершать невозможное и выходит за рамки разумного...
- Чифэнь-цзунь прибыл, - наконец, адепт взял себя в руки и поклонился. Сичэнь ответил ровно таким же поклоном, улыбнулся одобрительно:
- Спасибо. Я встречу его здесь. Провожать не стоит. Беспокоить нас тоже.
- Конечно, Цзэу-цзюсь, - адепт поклонился ещё раз, чинно сделал несколько шагов в сторону выхода, а потом припустил, что есть мочи, только пятки сверкали.
Сичэнь беззвучно рассмеялся. Подобрал полы ханьфу, аккуратно присел на более-менее не замшелый валун рядом с источником, подобрав под себя ноги. Как хорошо, что он не стал раздеваться... С другой стороны, его не решились бы побеспокоить, объяви он о своём намерении совершить омовение.
Однако уважаемый старший брат задерживался, не иначе, как сцепившись языками с кем-то из старших адептов: Не Минцзюэ здесь любили и ценили, уважали и за его мощь и пыл, и за готовность последнюю рубаху разорвать на лоскуты во имя справедливости и всеобщего блага. Сичэнь вспомнил, как сверкали глаза Минцзюэ в последний раз, когда они завели речь о чём-то не слишком возвышенном, отнюдь не духовном, мало отношения имеющем к совершенствованию... Улыбнулся вновь, прикрыл глаза. Он и сам не замечал, что поглаживает Лебин жестами, уместными в более интимной обстановке: мыслями был где-то не здесь.
Тут безопасно. Можно разрешить себе такую вольность, как невнимание к окружающей обстановке...

Хотел бы сказать, что появление Минцзюэ чуть было не прошло незамеченным, но нет: драгоценного брата было слышно загодя. Не слышно, впрочем, нет, это неверно, Минцзюэ, прирождённый воин, глава клана, не производил лишнего шума... Но его можно было почувствовать, - той самой неестественной, небывалой чуйкой, что срабатывала почему-то только на самых близких.
Зато - издалека.
И видно его тоже было издалека. И лапы его здоровенные заслуживали отдельного упоминания, потому что вырваться из них, не причиняя Минцзюэ существенного вреда, не представлялось возможным. Но зачем бороться, если в этих руках так хорошо и спокойно? Век бы так и прижимался!
Сичэнь позволил себе несколько мгновений покоя и умиротворения, позволяя вертеть себя, как вздумается названному брату. Как будто они одни во всём мире. Как будто вокруг - мир и процветание.
Как будто ничего не было.
Прочь, грешные, гневные, грустные мысли, прочь! Вам нет места здесь, не до вас. Минцзюэ приехал!
И всё же в конце концов Сичэнь рассмеялся, придержал друга за запястья, намекая, что пыл его излишен:
- Я в порядке, в порядке, дагэ. Просто устал, а здесь так хорошо отдыхается. Восстанавливаюсь даже лучше, чем в уединении в своих покоях, клянусь.
И пусть ран на его теле не осталось, душевные силы были на исходе, и окунуться в источник действительно не помешало бы. Жаль, что Сичэнь уже не успел; не успел не столько окунуться, сколько сообразить, что это было бы нелишне. Навряд ли энергичный и деятельный Минцзюэ согласится подождать. А если и согласится, у самого Сичэня не достанет бесстыдства просить его об этом. Всё-таки Минцзюэ проделал долгий путь, чтобы встретиться с ним здесь.
Будучи отпущенным на волю, Сичэнь снова вспорхнул на валун, столь же аккуратно разложил полы белого одеяния. Бросил короткий взгляд к выходу: если кто его сейчас и побеспокоит, то разве что Ванцзи, но брат сейчас в отъезде, так что...
Так что можно потихоньку начинать распускать пояс и снимать Шоюэ.
- Совершенно зря, дагэ. Но, не буду скрывать, это были непростые дни, очень насыщенные.
Шоюэ и Лебин легли рядом с поясом и верхней защитной накидкой, и Сичэнь продолжил разоблачаться. Но остановился, так и не спустив с плеч ханьфу:
- Поговорить?
Надел обратно, запахнул полы. Потянулся было к Шоюэ, но не стал возвращать меч на место. Напротив, сложил руки на коленях, придавая себе вид сосредоточенный и внимательный:
- Слушаю тебя, брат. Можем перейти в мои комнаты, если тебе так будет удобнее.

Неожиданный гнев Минцзюэ не обескуражил, хотя этого можно было бы ожидать, а заставил улыбнуться. Такой пыл, такая страсть, и всё ради чего? Ради того, чтобы Сичэнь не менял намеченных планов.
И чтобы показать, какой он сильный и несгибаемый, разумеется. Порой Минцзюэ так отчаянно легко было спровоцировать... Время от времени Сичэнь делал это, даже не задумываясь, не отдавая себе отчёта, не ставя перед собой такой цели. Вот сейчас, например. С одной стороны, можно было бы предугадать, что Не Минцзюэ навряд ли согласится перенести беседу в покои, раз уж добрался до озера. С другой стороны...
Ладно, стоит признать, на такой исход Сичэнь в любом случае не рассчитывал.
И, стоит быть полностью откровенным с собой, - он залюбовался. Засмотрелся. Приостановился, так и не сняв ханьфу до конца (опять!). Не сразу распознал в гневных речах обращённый к нему вопрос, а распознав - мягко рассмеялся и всё-таки снял ханьфу.
Прохладная водичка, значит, тревожит его меньше, чем А-Яо?
- Дагэ, ты ждёшь подвоха там, где его нет, - Сичэнь неслышно ступал по следам названного брата. Вслед за ним вошёл в воду; на секунду дыхание перехватило от холода и пульс ускорился, но ни единый мускул не дрогнул на породистом красивом лице. - А-Яо бы никогда...
А вот рывок действительно стал неожиданностью. Сичэнь, легче и субтильнее друга, впечатался в крепкую грудь, машинально обхватил Минцзюэ за плечи. Встретил взгляд взглядом и обмер снова. Никто другой не умел смотреть вот так, будто бы в самую суть, будто бы до самого ядра, выжигая взглядом все дурные и нечистые помыслы, выгоняя из головы все мысли.
О чём они там говорили, кто его обманет?..
Точно. А-Яо.
- Но ведь не обманул. Действительно помог. И тогда, в войну, и сейчас. А-Яо - наш брат, почему ты подозреваешь его в непотребном? - языком молоть он мог бы бесконечно, в любом состоянии, не растеряв ни вежливости, ни мягкости тона, но тело оказалось честнее: Сичэнь так и не отстранился, а хватка на плечах Минцзюэ стала бережной, ласковой. Ладони скользнули по сильным плечам вниз, до локтей, и остановились там: большие пальцы поглаживали более нежную кожу на внутренней стороне.
И не такая уж холодная вода, почему юные адепты так стоически сжимают зубы, будто бы сдерживая вскрики?
Или это рядом с Минцюэ так жарко, что и источник того и гляди вскипит и выплеснется, паром оседая на замшелых камнях?
- Не волнуйся за меня, - Сичэнь сделал ещё шаг вперёд, оттесняя друга дальше. Глубже. Чтобы вода поднялась до груди, хоть и не сразу, но расслабляя натруженные мышцы. - Я помогаю ему, он - мне, всё честно. И помощь людей Цзинь неоценима, тебе ли не знать. Пусть уважаемый Гуаньшань и не стремится облегчить наше бремя, он по крайней мере не протестует. Да и, должно быть, не в его интересах протестовать.