Братец Уду болел редко. Настолько редко, что Цинсюань, признаться, и вовсе не помнил на своем веку, чтобы того лихорадило или даже бледность была особая, нехорошая. Крепкое здоровье — удел сильных, это до Сюаня то и дело добираются сырость и сквозняки, это брату то и дело приходится делать целебные отвары и покупать живительные настойки для младшего, чтобы тот не сгорел в весенней лихорадке или от того, что ноги застудил. Ши Цинсюань чувствует тепло рук брата куда чаще, чем следовало, когда ноги стынут даже под стареньким стеганым одеялом из овечьей шерсти и рисунком хранителя их семьи. Он знает, брат думает, что Цинсюань в лихорадке не чувствует его теплые руки, согревающие его пальцы, что не помнит, как Уду поправляет одеяло иль подушку, но как можно не уронить слезу от щемящей нежной благодарности, укутывающей сердце? Брат думает, верно, это от болезненной лихорадки и жара, утирает бережно слезы и вновь садится прямо, словно ферулу проглотил, впотьмах заучивает чудом доставшийся ему очередной трактат и... все также не выпускает и из ладони пальцы Цинсюаня.

А сегодня впервые пришла пора самому Сюаню позаботиться о старшем: тому нездоровилось с вечера прошлого дня, да только вот свалился с ног он буквально лишь через сутки, стоило солнцу коснуться деревенских крыш. Ши Цинсюань, совершенно не имеющий опыта хоть бы и компресс сменить на лбу больного, и потому кое-как отжавший мягкую, чистую тряпицу, протер ею лицо Уду, вздохнул тяжко и поправил одеяло, несколько неуклюже, но, как мог, заботливо разгладив кладки.

Даже если в их скромном, вновь временном жилище и были какие травы да настойки, Цинсюань все одно не смыслил в них, а потому пришлось, как только брат заснул и задышал ровнее, направиться на окраину поселения, к местному травнику. Он е был лекарем в полном смысле слова, но уж от сильной простуды точно смог бы посоветовать или продать что-то, научить заваривать и показать, что из них к чему и когда. Как всегда, стоило выйти из дому, как мелкие неприятности одна за другой посыпались на голову Ши Цинсюаня, по обыкновению одетого в девичье, скромное и весьма непритязательного вида платье из простой ткани. Удивительно, но выбранный братцем Ши Уду наряд пусть и выглядел грубым, даже не слишком удобным, был мягче, чем казался, не стеснял движений и точно можно было бы отбиться от неприятностей в виде людей и животных, как учил старший — юбку рвать не пришлось бы точно, так как она была весьма широкой, свободной , а даже если бы и приключилась беда — задрать подол и со всех ног броситься обратно домой брюки из плотного хлопка не помешали бы точно.

Так вот, запнувшись об порог, Ши Цинсюань, а в для всех в этой деревушке — Ши Цин, вывалил...ась на проселочную улочку едва ли не личиком в пыль, лишь слегка оцарапав колени и ладони, упав на них и оставляя ссадины. через несколько минут собака соседская все норовила оттяпать кусок юбки, и без того уже штопанной, травник хотел обсчитать да поскорее отделаться от все выспрашивавшей подробности использования купленных трав девицы, а в итоге и вовсе выставил с пузырьком резко пахнувшей травами настойки и мешочком со смесью трав, стоило лишь солнцу окончательно скрыться за горизонтом.

— Ну, и чем же из этого натирать братца, а чем — поить?

Беспокойство за Уду кольнуло неприятной иглой в груди, заставило ускорить шаг, но стоило лишь свернуть в переулок. чтобы выйти на соседнюю улочку, ведущую на другой конец деревни, как путь перекрыли те, встреча с которыми не сулила Цинсюаню ничего хорошего. Но, главное, она откладывала лечение брата!

Шаг в сторону, чтобы обойти того, кому явно приглянулась "девушка, да еще одна", которую он вознамерился проводить до "безопасного пути", и даже плату обычную для них не взял бы.

"Благородства ему не занимать... но брат ждет", — вскинув голову, Цинсюань посмотрел на местного бандита с извиняющейся улыбкой, готовясь подхватить юбку и бежать со всех ног сразу, как только...
— Простите. господин, но мне очень нужно поскорее вернуться домой, я не...

— Так ведь о том и речь, деточка — с нами доберешься в два счета, — весьма красноречивый взгляд, пытавшийся, видимо, разглядеть под одеждами девушки все ее прелести, и ухмылка, достойная этого самого взгляда.

— Мне некогда, — мелодичный извиняющийся и тихий голос и впрямь будто бы девице принадлежал, разве что был глубже, чем можно было ожидать от столь юной девы, но уже через секунду бандит охнул и, прыгая на одной ноге и держа колено другой в руке, зашипел ругательства,от которых любая девица бы провалилась бы от стыда на месте. Вместо этого Ши ринулся в сторону освободившегося было прохода, но дружки главаря поняли, в чем дело раньше и мгновенно перекрыли ему дорогу, от чего по спине пробежался холодок, противный, липкий и совершенно неуместный, потому что страх сейчас показывать нельзя ни к коем случае. От мужчин несло за версту потом, грязью и несвежим, застарелым запахом винного перегара, смешанного то ли с лежалыми острыми специями, то ли горькой травой для заживления ран — вон, у главаря повязка вся в грязи да крови засохшей, уже пропитана гноем — видать, потому так и воняет. Наморщив нос едва заметно, Ши Цинсюань отодвинулся, сделал еще шаг назад и... уперся спиной в стену, тут же прижав к себе холщевый узел, перекинутый через плечо, ведь там сейчас самая великая драгоценность, которую никак нельзя потерять. Или разбить в драке. Хотя, драка будет явно недолгой, потому как...

Спасение пришло, откуда и не ждали, а уж тем более он не ожидал увидеть здесь ранее уже встреченного ими с братом... заклинателя? По крайней мере, так решил про себя Ши Цинсюань, еще несколько месяцев назад встретив в придорожном трактире этого человека. Тогда они даже и кивком не обменялись, но не заметить столь выделявшегося из толпы деревенских увальней мужчину было просто невозможно, о его появлении судачило все поселение. Вероятно, любая девица, повстречай она такого красавца и явно знающего себе цену умелого воина против нечисти, наверняка бы втрескалась по уши, Ши Цинсюань же с первой же встречи просто... смотрел. Он вообще любил наблюдать, хотя брат сетовал на невнимательность младшего, отчитывал за то, что тот детали не подмечает, что вообще не о том думает, но любопытство, что и сейчас заставило неотрывно смотреть на, казалось, властителя мира, который знает кто он такой не потому что смотрит на всех свысока, как это часто бывает у вельмож и чинов генеральских, но который просто знает это, чувствует, что ему даже заявлять о себе не надо. Цинсюань неподобающе не отвел взгляд, когда встретился им с взглядом заклинателя, а затем также неподобающе пнул главаря шайки по еще здоровой ноге, потому что нечего оставлять синяки на его предплечье. на боль было плевать, а вот беспокоить Ши Уду он не хочет такими мелочами, так как тот обязательно задаст вопрос, когда заметит.

А ведь заметит.

Третья неподобающая вещь за одну шестую палочки — утонувший в рукаве платья смешок стал предвестником того, что Ши Цинсюань ринулся под ноги генералу и поймал ту самую перепуганную ящерицу, ставшую на время венцом в волосах этого человека, выпрямился и на его не очень-то вежливое "Ты!" кивнул и улыбнулся настолько очаровательно, насколько только смог. Ящерка при этом уже пригрелась на сгибе его локтя и совершенно недвусмысленно устроилась поудобнее.

— Я, — подтвердив очевидную вещь, "девица" перевела взгляд на ящерицу и погладила ее по шершавой спинке. И кто придумал, что они неприятные на ощупь? Чешуя такая приятная и даже теплая. Вновь посмотрев на мужчину, спасшего, получается, не только его самого, но и брата, он вздохнул при упоминании Уду и внезапно обеспокоенно нахмурился, пытаясь решить, стоит ли доверять этому знакомому незнакомцу. Но те бандиты могли недалеко уйти — это раз. А заклинатель выглядел с первого взгляда надежным, умеющим хранить чужие секреты тайны. — Он... ему нездоровится. И и вышла за травами ему, — он с улыбкой похлопал по холщевому мешку ладонью и с облегчением выдохнул — бутыль не разбилась. — Несу вот, настой ему выпить и... и натереть травами. Верно, сами боги послали Вас мне в помощь и во избавление от тех людей дурных. Могу я попросить об одолжении и проводить меня до дому, а то, боюсь, как бы те люди не вернулись? Брат, верно, заждался.

Не стоит говорить, верное, что брат и не в сознании даже, но почему-то он был уверен, что даже скажи он это этому совершенствующемуся, тот не сделает ничего дурного.